Глава I . Детство Александра Волкова ( Т.В. Галкина ) 1.2. Неистребимая любовь к книге

Глава I . Детство Александра Волкова Т.В. Галкина ) 1.2. Неистребимая любовь к книге

Я не мыслю свое детство без книги

(А.М. Волков)

Книги в Волшебной стране оказались

настоящими сокровищами

(А.М. Волков)

Детские воспоминания А.М. Волкова наполнены первыми незабываемыми впечатлениями о веселых рыбалках на реках Ульбе и Иртыше, о прогулках по горам, где весной дети собирали огромные букеты цветов.

За несколько месяцев до поступления в школу Саше Волкову приснился необычный сон, который он запомнил навсегда и назвал его вещим. Ему снилось, что он с родителями шел по безлюдному ночному городу. И вдруг блестящий серп луны стал спускаться вниз. С него, когда он подошел совсем близко, отделился воздушный шар. Люди, сидевшие в корзине шара, подхватили мальчика, и воздушный шар

сон маме и она истолковала его так: «Вот начнешь учиться, а потом выучишься и поднимешься над нами высоко, оставишь нас… Так оно потом и сбылось!»[1]

Главное место в детских воспоминаниях А.М. Волкова отведено чтению книг, открывавшем для него увлекательный мир приключений и чудес. «Я не мыслю свое детство без книги. Читать я выучился необычайно рано, на четвертом году жизни. По требованию мамы папа учил ее грамоте, а я вертелся около и запоминал буквы»[2]. Вторя этому в своей автобиографии А.М. Волков писал: «Читать я выучился необычайно рано, в возрасте около трех лет. Неграмотным себя не помню. Знал наизусть длинные стихотворения и целые поэмы»[3]. Говоря о неистребимой любви к книге, которая зародилась у него в те годы, он вспоминал: «В пять лет я уже читал толстенькие томики Майн Рида в приложении к журналу «Вокруг света», который мы получили в 1896 году. Теперь я удивляюсь, как папа на свое скудное фельдфебельское жалованье умудрялся ежегодно выписывать какой-нибудь журнал: то «Вокруг света», то «Ниву», то «Природу и люди», то «Родину»… В конце концов из приложений к этим журналам у нас составилась порядочная библиотечка.

Уютно устроившись на печке, я катил по американской прерии тачку вместе с Патрикой и Шур-Шотом («Пропавшая сестра» Майн Рида), странствовал на плоту по бескрайнему океану («Приключения юнги Вильяма»), разгадывал зловещую тайну «Всадника без головы»…

Я был ежедневным гостем в казарме, куда меня привлекали пестрые брошюрки «Солдатской библиотеки» Тхоржевского. Я читал патриотические рассказы о Суворове, Кутузове… Меня восхищали стихи Пушкина, Лермонтова, Некрасова, Тютчева, Алексея Толстого; в семь-восемь лет я знал множество их произведений наизусть. С каким весельем, а по временам с сердечным трепетом читал и перечитывал я гоголевские «Вечера на хуторе близ Диканьки»…

Да, папа добился своего: несмотря на его ничтожное фельдфебельское жалованье, несмотря на то, что маме приходилось прирабатывать шитьем солдатских рубах по восемь копеек за штуку, наша семья стала культурной, отец увел нас от «деревенского идиотизма». Книги и журналы скрашивали наши досуги»[4].

Так юный Саша с раннего детства пристрастился к чтению книг, ставших с тех пор постоянными спутниками его жизни. Книги, талантливо рассказывавшие об огромном и увлекательном мире, полном приключений и загадок, стали верными друзьями мальчика, развивая его воображение, наблюдательность, внимание, смекалку. Книги стали для него первой необходимостью и насущной потребностью. Даже на семейной фотографии конца 1890-х гг. мы видим маленького миловидного мальчика с пухлыми губками, держащего в руке книгу и серьезно смотрящего вперед.

Стремление к чтению, к знаниям, культивировавшееся в семье Волковых, отражало родительское желание о лучшей доле для своих детей, связанное с необходимостью получения образования. Осенью 1899 г. Мелентий Михайлович, взяв за руку старшего сына, повел его в городское училище. Выбрав для получения начального образования сына городское трехклассное училище, где был 6-летний срок обучения, отец сэкономил год учебы, что было очень важно при его средствах.

1 Архив А.М. Волкова. Невозвратное. Т. 1. Л. 45.

2 Волков А.М. Повесть о жизни… С. 65.

3 Волков А.М. Краткая автобиография // Музей истории ТГПУ. О.Ф. № 191/ . Л. 1.

4 Волков А.М. Повесть о жизни… С. 65 – 66.

При этом городские училища предоставляли некоторые преимущества выпускникам: сокращение срока военной службы, право на первый классный чин, право сдачи экзамена в самом училище на звание сельского учителя. «Фуражка с кокардой, мундир, освобождение от телесных наказаний – немаловажные преимущества! Вот почему городское училище было единственной отдушиной для сыновей бедняков, каким был я», - писал впоследствии А.М. Волков[1].

Усть-Каменогорское городское трехклассное училище помещалось в двухэтажном кирпичном здании на Соборной площади недалеко от величественного Покровского собора. Над парадным входом училища была укреплена массивная металлическая вывеска, на которой огромными позолоченными буквами были выложены слова «Городское училище». «Мог ли я, робкий маленький мальчик, думать в тот момент, что через 20 лет эти величественные буквы, расколотые на куски, сгорят у меня самоваре, а из квадратных железных листов, наколоченных на рамки, я сделаю себе закром для муки? И однако это случилось во время гражданской войны, когда я был заведующим Усть-Каменогорским высшим начальным училищем (старая вывеска давно была сменена и валялась в сарае», – вспоминал А.М. Волков.

Парадный вход училища выходил на площадь, а учащиеся входили с другого входа – с Большой улицы. Часть этого здания с отдельным входом занимало женское приходское училище (позже здесь находились двухлетние педагогические курсы). По соседству с училищем располагались аптека Инькова и булочная Задорожной, где на перемене можно было купить вкусную белую сайку за 3 копейки. Но на долю вечно голодного Саши Волкова такое счастье выпадало редко.

О поступлении в училище А.М. Волков писал: «Приближаясь к двухэтажному каменному зданию, я смотрел на него с почтительной робостью, и мне казалось, что оно по своему величию не уступает дворцам, о которых я читал в книгах. Мог ли я тогда вообразить, что через двадцать лет в этом самом училище под моим началом будет коллектив из многих учителей и нескольких сот учеников?

Мы прошли в учительскую, где инспектор Александр Иванович Михайлов проэкзаменовал меня. Стоя с опущенной головой у большого стола, покрытого зеленым сукном (сколько потом заседаний педагогического совета провел я, председательствуя за этим самым столом!), я бойко читал страницу из «Родного слова» Ушинского. «Отлично, превосходно!» – восклицал добрейший Александр Иванович. «А я и по письменному могу!» – ободренный успехом, похвалился я. Прежде, чем меня успели остановить, я откинул корочку книжки и стал читать неровные строчки, написанные корявым детским почерком: «Сия книга принадлежит, никуда не убежит. Кто возьмет ее без спросу, тот останется без носу. Кто возьмет ее без нас, тот останется без глаз…». «Довольно, Саша, довольно! Видим, что умеешь…», – рассмеялась молоденькая учительница Таисия Георгиевна Новоселова. Я прочитал наизусть несколько молитв, показал хорошее знание таблицы умножения. «Во второй класс», – был приговор учителей. Так я сразу перешагнул через целый год учебы, а при скудных папиных средствах это значило очень много. Меня зачислили в класс Таисии Георгиевны, она стала моей первой учительницей, и я навсегда сохранил о ней добрую память»[2]. «Я учился на медные гроши!» – не единожды повторял Александр Мелентьевич. Плата за обучение в городском училище составляла 3 рубля в год.

1 Архив А.М. Волкова. Невозвратное. Т. 1. Л. 49.

2 Архив А.М. Волкова. Невозвратное. Т. 1. Л. 67 – 68.

Первый день в школе у Саши Волкова получился не совсем обычным. «В первый день я оскандалился: читал прекрасно, а писал безграмотно, ужасными каракулями: ведь этому меня не учили. На мою беду учительница Таисия Георгиевна Новоселова как раз устроила диктант. Конечно, я получил двойку. Потом я быстро подтянулся и в третье отделение перешел с наградой. Так было и последующие годы. Моей обычной отметкой была пятерка, четверки встречались редко»[1]. А почерк выправился только тогда, когда он сам стал учителем.

Любознательный и старательный мальчик все время проводил за книгами. Ученье приносило ему радость познания нового, неизвестного. Он хотел много знать и много уметь. Саша помогал своим одноклассникам справляться с трудными задачами, хотя был моложе их на 2-3 года. «В годы моего ученья мои товарищи, рослые, сильные, играли мной, как котенком, перебрасывали с рук на руки, кружили в воздухе: я был очень мал ростом, легок»[2]. Несмотря на это, Саша Волков учился отлично, переходя из класса в класс с заслуженными наградами.

Много десятилетий позже А.М. Волков писал: «Шел 1900 год, последний год девятнадцатого века. Девятнадцатый век прошагал по дороге Истории медлительно, начав свой путь в почтовом дилижансе и закончив его на быстром паровозе и бронированном крейсере. Но в последние его десятилетия уже сделаны были изобретения, предвещавшие необычайное развитие техники в последующие десятилетия. Взлетел или пытался взлететь самолет Можайского. О нем я, конечно, ничего не слыхал, но в романе Уэллса «Когда спящий проснется» я прочитал о воздушной войне в будущем и навсегда запомнил картинку в журнале, изображающую огромное лицо диктора, вещавшего с экрана, укрепленного между двумя противоположными домами улицы. А ведь тогда телевидение было только в мечтах фантастов, но уже появился грозоотметчик Попова, и гениальный изобретатель работал над первыми радиопередатчиками. Это, конечно, тоже не дошло до нашего глухого угла. Но с синематографом Люмьера мне пришлось столкнуться уже на заре моей жизни. Мне было лет шесть, когда папа повел меня в казарму. И там, на маленьком экране, не больше обычной простыни, мы, зрители, увидели потрясающее зрелище. Пополотну ходили, жестикулируя, люди, они бросались с вышки в морскую воду, и мы отодвигались, чтобы на нас не попали брызги: таким необычайно живым, реальным было впечатление! И мы буквально падали со скамеек, когда на нас несся по полотну, грозно вырастая, автомобиль. Это была детская пора кинематографа». Такие обобщающие вставки в биографическом повествовании, представляющие собой размышления о времени и о его воприятии, являются неотъемлемой частью общего текста, привнося в него некоторую попытку реализации исторического самосознания личности.

В 1900 г. в связи с напряженной политической обстановкой в Китае 1-ый Западно-Сибирский линейный батальон, в котором служил отец Волкова, был переведен в небольшой азиатский городок Зайсан, расположенный вблизи китайской границы. В городке среди глиняных мазанок с плоскими крышами возвышались церковь, мечеть и городское училище.

1 Из письма А.М. Волкова к А.С. Розанову // Восточно-Казахстанский областной историко-краеведческий музей. КПнв 21-12113.

2 Волков А.М. Повесть о жизни… С. 68. 

В Зайсане инспектор Н.В. Домаховский зачислил Александра Волкова в третье отделение, где он подружился со страстным любителем чтения Костей Мотовиловым. Во время одного из соревнований на быстроту чтения Саша Волков прочитал за один час повесть Анны Сюэль «Черный красавец», в которой было 200 страниц. За усердие в учебе и примерное поведение в июне 1901 г. педагогический совет Зайсанского городского училища наградил Александра Волкова похвальным листом и книгой Н.А. Рубакина «Рассказы о друзьях человечества (6 биографий для юношества)», хранящейся и поныне в семье Волковых.

В 1901/02 учебном году Александр Волков вновь учился в Усть-Каменогорском городском училище, в четвертом отделении, где вместе с ним учились Александр, Гордей и Петр Александровы, Александр Волков (2-ой), Петр Грохотов, Анатолий Губин, Петр Дубровский, Алексей Ермаков, Георгий Ефремов, Борис Коротаев, Викентий Лях, Александр и Алексей Молодовы, Дмитрий Неживлев, Герман Новиков, Исай Остропольский, Михаил Пащенко, Николай и Сергей Подойниковы, Николай Саренко, Иван и Михаил Струины, Дмитрий Скосырский, Василий Решетников, Аркадий Цедейко, Александр и Иосиф Цыбенко, Григорий Ческидов, Павел Чечеткин, Никита Шацкий. В этот общий список входят и те, кого А. Волков мог догнать в следующих классах, где они сидели по второму году. Имена многих из них запомнились ему по более тесной дружбе, имена других остались в памяти в связи с какими-либо инцидентами. «Борьку Коротаева мы дразнилм «девчонкой» за то, что он ходил в штиблетах, а мы не знали иной обуви, кроме сапог летом и валенок зимой. Сережка Подойников навсегда стал «тараканом» после того, как на уроке географии, не расслышав подсказки, ляпнул, что сильный ветер называется «таракан». Колька Саренко, большой и сильный, на две головы выше меня ростом, повадился мять и трепать меня, как куклу, и отстал только тогда, когда я изо всей силы хватил его принесенным из дома большим гвоздем. С тех пор достаточно было мне многозначительно взяться за карман, как Коля убирался от меня подальше. Я быстро сжился с классом, несмотря на маленький рост и слабые силенки, охотно принимал участие во всяких шалостях. Желая показать себя молодцом и не трусом, я однажды не выучил урока по геометрии и смело заявил об этом преподавателю Григорию Евграфовичу Псареву (впоследствии моему сослуживцу, начальнику и другу). Григорий Евграфович – небольшого роста, тучный, с красным лицом и заплывшими глазками, имел довольно свирепый вид, а в сущности был предобрейшим человеком. У него были две любопытные особенности в обращении с учениками. Провинившихся он хватал за шиворот и тряс, как котенка, а иных, вместо оставленья «без обеда», приглашал в свой дом на берегу Иртыша и там держал два-три часа. Ничего хорошего ни из того, ни из другого не получалось. У борьки Коротаева от «трясения» однажды лопнул воротник ветхой курточки, и учителю пришлось за свой счет заводить ему новую. А «безобедники», приведенные в квартиру Псарева, сплошь и рядом забирались к нему в кухню и съедали поставленные кухаркой в печь пироги или ватрушки. Меня Григорий Евграфович, впрочем, не тряс (может, боялся вытряхнуть из меня душу!), но влепил мне жирную двойку и пообещал на следующий раз поставить единицу. На этом мое «геройство» закончилось, и с тех пор меньше четырех или пяти я по математике не получал»[1].

1 Архив А.М. Волкова. Невозвратное. Т. 1. Л. 79 – 81.

Тогда большое распространение получили воскресные чтения для народа с монархически-религиозным уклоном, в которых принимали участие преподаватели и ученики училища. На одном из таких чтений в актовом зале училища после выступления хора Александр Волков декламировал балладу Алексея Толстого «Змей Тугарин».

Выступал на этих чтениях и новый инспектор Максим Николаевич Греховодов. Однажды он читал чувствительный рассказ о том, как был убит революционерами Александр II, во время чтения которого рыдал и он сам, и его слушатели.

Устраивал такие чтения в новом Народном доме и протоиерей А.В. Дагаев. Там читались религиозные рассказы, жития святых, поучительные истории с нравоучением, пел церковный хор. По окончании слушателям бесплатно раздавались религиозные брошюры и дешевые иконки.

Летом 1902 г. отец Волкова ушел с военной службы и устроился продавцом казенной винной лавки в станицу Батинскую, куда и переехала вся семья. А к началу учебного года одиннадцатилетнему мальчику пришлось одному отправляться в Усть-Каменогорск для продолжения учебы. Впоследствии А.М. Волков писал: ««Судьба обрекла меня на самостоятельное существование уже с одиннадцати лет (а по росту мне можно было дать не больше семи-восьми!) И в таком возрасте я должен был жить за 200 верст от семьи, один. Некому было контролировать, как я готовлю уроки, следить за тем, что я ем, каково мое здоровье… Полезна ли такая свобода в таком возрасте? Я думаю, что это она сделала из меня того человека долга, каким я, по-моему, являюсь Меня никто не водил за ручку, никто не помогал писать сочинения, решать задачи – и вот результат. Я окончил три вуза, стал доцентом в 40 лет и членом ССП в 50 – и все без чьей либо помощи, без малейшей протекции… Конечно, не для каждого годится такой рецепт, но «могий вместити да вместит!» Конечно, не все в моем положении было хорошо. Так, я перенес корь на ногах, ходил в школу и только потом, когда сыпь густо высыпала у меня на теле, узнали о моей болезни. Все, впрочем, сошло благополучно, но, может быть, я заразил многих, как заразили и меня самого»[1]. В Усть-Каменогорске в 1902/03 учебном году он жил сначала у казака Иванова, а потом сам нашел себе другое жилье у дальней родственницы Фальковой в Базарном переулке за 4-5 рублей в месяц.

В пятом отделении Саша Волков был, как всегда, одним из первых учеников. В Усть-Каменогорском городском училище учащиеся изучали «Родное слово» Ушинского, арифметику по учебнику Малинина и Буренина, геометрию по учебнику Вулиха, грамматику по книге Кирпичникова, русскую историю по учебнику Рождественского, а всемирную историю – по Беллярминову. Юному Волкову очень нравилось решать хитроумные арифметические задачи, которые иногда не могли решить даже некоторые учителя. «Вообще, к математике у меня были большие способности, и пока ученик на доске записывал условие задачи, она была уже мною решена, и я поднимал руку: «Я решил, Григорий Евграфыч!» Поэтому меня и к доске вызывали редко, и это служило для меня источником постоянных огорчений. А вызывали редко потому, что я отбарабанивал решение так быстро, что ребята не успевали его понять… Надо сказать, что наизусть мы учили очень много, особенно из Пушкина, Лермонтова, Некрасова…

1 Архив А.М. Волкова. Невозвратное. Т.1. Л. 104. 

Я считаю, что это было прекрасно: заложенное в цепкую детскую память остается в ней навсегда», – писал А.М. Волков[1].

Важным предметом в учебных заведениях тогда считался закон божий. В младших классах по учебнику Тихомирова учащиеся изучали священную историю Ветхого завета, затем Нового завета; а в старших классах – церковную историю и вероучение по катехизису Филарета. Много трудов и огорчений доставляло ученикам заучивание «текстов» – цитат из Священного писания: протоиерей Дагаев требовал знания их слово в слово. «Некоторые тексты нравились мне какой-то особой образностью, поэтичностью. Любил, да и теперь люблю текст из псалмов Давида: «Камо пойду от духа твоего и от лица твоего камо бежу? Аще взыду на небо, та тамо еси, аще сниду во ад, тамо еси. Аще возьму криле моя рано, и вселюся в последних моря, и тамо рука твоя не оставит мя»… Какая поэзия! И ведь ей не меньше трех-четырех тысяч лет…»[2].

Об упорстве и трудолюбии Саши Волкова свидетельствует любопытный рассказ о том, как на зимние каникулы в шестом отделении задали решать задачи. После каникул на первом уроке арифметики учитель начал спрашивать:

- Ну посмотрим, кто сколько нарешал, - сказал Григорий Евграфович.

- Александров Александр, что у тебя?

- Восемь, Григорий Евграфович!

- Маловато, ну да ничего. Все-таки работал. Александров Гордей, ты как?

- Одиннадцать!

- Молодцом! Александров Петр?

- Я болел, Григорий Евграфович!

- Ой-ли? Врешь, наверно. Волков Александр, у тебя сколько?

- Cто пятьдесят!

Ответ прозвучал, словно гром среди ясного неба. Это было неслыханно, невероятно, но я предъявил самодельную тетрадь из белой бумаги, толщиной страниц в 200, и там, действительно, были решения 150 задач из самого конца учебника, а было в них по 10, 12, 14 действий.

- Ну и ну… – только и мог вымолвить учитель»[3].

Этот маленький эпизод очень показателен для характеристики Александра Волкова. Учеба для него не ограничивалась рамками уроков, а была бесконечным открытием нового и интересного, а преодоление трудностей на этом пути – естественным и заманчивым. Он любил учиться и старался быть первым учеником в своем отделении, реализуя таким образом свои честолюбивые детские мечты о будущем.

Необходимо подчеркнуть, что, по мнению А.М. Волкова, городские училища выпускали хорошо подготовленных, грамотных людей, 70-80 % из которых становились сельскими учителями, сыгравшими значительную роль в народном просвещении.

После приготовления уроков Саша Волков брался за чтение больших и серьезных книг, которые обычно не привлекали внимания ребят его возраста. Так, были прочитаны Жюль Верн, А. Гоп, Поль д¢ Ивуа, Л. Буссенар, Конан-Дойль, Р. Киплинг, А. Лори, Г. Уэльс, М. Пембертон, Ч. Диккенс.

На летних каникулах 1903 г. Саша даже начал писать свой первый приключенческий роман.

1 Архив А.М. Волкова. Невозвратное. Т. 1. Л. 133.

2 Там же. Л. 132.

3 Там же. Л. 136 - 137.

По замыслу юного автора герой романа некто Жерар Никльби терпит кораблекрушение и попадает на необитаемый остров. Но дальше 16-той страницы дело не пошло… «Как я хотел бы прочитать теперь эти странички, исписанные неумелой детской рукой! Но увы, неумолимое время истребило их во время наших переездов с одного места на другое, как не донесло оно и те номера рукописных журналов, которые я выпускал, являясь их единственным автором и иллюстратором (да, и пожалуй, читателем!)»[1].

Что касается развлечений для учащихся, то их в Усть-Каменогорске почти не было. За шесть лет учебы (вместе с подготовительным классом) Александр Волков посетил Народный дом только три раза. Это был приезд фокусника, пьеса Н. Островского «Бедность – не порок» и любительский спектакль.

Свободное время мальчишки заполняли рыбалкой и играми. Однако они не хотели принимать Сашу Волкова в свои игры из-за его маленького роста и слабости, а природная застенчивость и замкнутость мальчика держали его в стороне от задиристых сверстников. Поэтому он подружился с девочками и получил прозвище «девичьего пастуха», на которое совсем не обижался.

Так прошли годы учебы в Усть-Каменогорском городском училище. Начав учебу в восьмилетнем возрасте и сразу во втором классе, Александр Волков окончил трехклассное городское училище (в каждом классе учились по 2 года) в 13 лет с первой наградой – похвальным листом и книгой. В аттестате, выданном ему 6 июня 1904 г., были отмечены при отличном поведении следующие успехи: по Закону Божию – отличные (5), русскому и церковно-славянскому языку – отличные (5), арифметике – отличные (5), геометрии – отличные (5), естествоведению – отличные (5), истории – отличные (5), географии – отличные (5), чистописанию – отличные (5), черчению и рисованию – отличные (5). Далее указывалось, что Волков «по статье 39 Высочайше утвержденного 31-го мая 1872 г. положения о городских училищах, при производстве в первый классный чин, если он на основании существующих узаконений имеет право вступить в государственную службу, освобождается от установленного для сего испытания и, на основании статьи пункта 2-го устава о воинской повинности, пользуется льготою, предоставляемой лицам, окончившим курс в учебных заведениях 2-го разряда»[2].

Таким образом, полученный аттестат наглядно свидетельствовал о наличии природных способностей и дарований Александра Волкова, умноженных усердным стремлением к овладению новыми знаниями.

Однако стесненное материальное положение семьи Волковых, которая в то время насчитывала семь человек, а заработок отца равнялся 10 рублям в месяц, не позволило Саше Волкову продолжить свое образование в Семипалатинской гимназии, плата за обучение в которой составляла 60-80 рублей в год. В своей автобиографии, вспоминая этот период жизни, А.М. Волков писал: «Но дальше дороги не было. О гимназии нечего было и мечтать: ехать за двести верст в губернский город… А на какие средства там жить, платить за ученье? В учительскую семинарию, готовившую учителей для начальных школ, принимали только с 15 лет. Жил дома, томясь и скучая, много читал, начал писать сам. В тринадцатилетнем возрасте сел за писание приключенческого романа, но, конечно, не пошел дальше первой главы…

1 Архив А.М. Волкова. Невозвратное. Т. 1. Л. 127.

2 Архив А.М. Волкова. Документальная летопись труда и быта.

И эта рукопись, и многочисленные детские стихи затерялись во время странствий семьи по станицам Горного Алтая»[1]. Существует еще один вариант описания этого периода у А.М. Волкова. В «Повести о жизни» он писал: «И вот мне 13 лет, в руках у меня аттестат городского училища, дававший в те времена немалые житейские преимущества: льготу по воинской повинности, право на первый классный чин (помните, как держал экзамен на чин почтовый чиновник в знаменитом рассказе Чехова?), возможность сдать несложные испытания и стать сельским учителем…

Но все эти блага маячили передо мной в довольно-таки отдаленном будущем. Сельским учителем можно было стать лишь в 16 лет. На государственную службу принимали в 18, в армию призывали и того позже. Аттестат с круглыми пятерками только тешил глаз и был повешен на стену в красивой рамке под стеклом.

Для моих однокашников по учебе дело с выбором профессии обстояло просто: они кончали городское училище в 16, 17, 18 лет. Учиться в те времена начинали поздно, лет в 10-11, за партами сидели лет шесть-семь, а то и все восемь. Два года провисел мой аттестат на стенке; это время я провел дома, изнывая от тоски и находя единственное утешение в книгах, в сочинении корявых детских стишков и в выпуске ежемесячного литературно-художественного журнала «Мои досуги», где я был единственным автором, художником, типографщиком. А единственным его читателем и восторженным поклонником стал мой младший брат Петя»[2]. Впоследствии начал писать стихи и Петр и, как вспоминала сестра их Лиля (так Людмилу Мелентьевну звали в семье), по компетентному мнению Саши, у Петра стихи выходили лучше, чем у него самого.

Вынужденный перерыв в образовании Саша Волков использовал не только для самообразования, но и для овладения переплетным делом, пригодившимся ему в жизни. Мальчик обходил дома богатых жителей станицы Усть-Бухтарминской, где в 1904-1906 гг. проживала семья Волковых, предлагая услуги переплетчика. Заработок у него был небольшой, но мальчика привлекала возможность прочтения новых книг. Среди этих книг оказались и сочинения Л.Н. Толстого, и «Подарок молодым хозяйкам» Елены Молоховец, и «Полный курс лечения накожных болезней», и собрание сочинений А. Дюма. «Романы Дюма оказались для меня манной небесной! Конечно, прежде, чем их переплетать, я «проглотил» их все за несколько дней. Вот когда я впервые познакомился с «Монте-Кристо», «Королевой Марго», «Графиней Монсоро», «Тремя мушкетерами»[3]. Необходимо отметить, что любовь к книге, как искусному созданию ума и рук человеческих, А.М. Волков сохранил на всю жизнь. Со свойственными ему мастерством и терпением, он переплетал впоследствии старые книги, делал новые переплеты для записных книжечек (с держателем для карандаша), для годовых подшивок множества различных журналов. Аккуратность и прочность волковского переплета, видимые как стремление к порядку и эстетике книжного собрания, до сих пор радуют глаз.

В Бухтарме укрепилось желание Александра Волкова стать учителем. Примером для него послужил учитель сельской школы Геннадий Алексеевич Баженов.

1 Краткая автобиография А.М. Волкова // Музей истории ТГПУ. О.Ф. № 191/ . Л. 1.

2 Волков А.М. Повесть о жизни… С. 68.

3 Архив А.М. Волкова. Невозвратное. Т. 1. Л. 152. 

«Встречая Геннадия, высокого, стройного, подтянутого, в учительской фуражке с бархатным околышем, я страшно завидовал ему, его доля казалась мне самой лучшей, и я мечтал о том желанном времени, когда и я тоже стану учителем», – писал А.М. Волков[1]. Как видим, восхищение внешним видом учителя сочетается с признанием учительской доли достойной и желательной.

Прошли два года. В 1906 г. отец получил работу в г. Усть-Каменогорске и семья Волковых возвратилась назад. В июле того же года отец решил отправить Александра поступать в Семипалатинскую учительскую семинарию, в которой 1 августа начинались экзамены. Однако из-за засушливого лета и обмеления р. Иртыша в то лето пароходы не доплывали до г. Усть-Каменогорска, сделав таким образом путь до г. Семипалатинска непреодолимым для юноши. «Но эта неудача обернулась для меня нежданной и большой удачей, изменившей к лучшему весь последующий ход моей жизни»[2].

Узнав об открытии в 1906 г. в г. Томске первого за Уралом учительского института, Александр Волков стал готовиться к поступлению в это учебное заведение. В качестве «практиканта для подготовки в учительский институт» он был принят в родное Усть-Каменогорское трехклассное городское училище. «Наверно, это выглядело очень смешно, когда малыш важно входил с классным журналом под мышкой к ребятам, которые были и выше, и сильнее его, да и годами не очень уступали юному «практиканту»[3]. В училище он вновь встретил своих старых учителей: требовательного словесника Александра Евграфовича Шайтанова, географа Федора Игнатьевича Овсянникова. Однако он не застал Михаила Иннокентьевича Камбалина, который унесла чахотка. А.М. Волков писал о нем: «Мы очень любили этого учителя и боялись его: у него были необыкновенные глаза. Я в жизни не видел больше ни у кого таких глаз. Черные, глубокие, пронзительные, и когда он глядел на тебя, казалось, что он видит насквозь все твои помыслы. У него на уроках всегда была образцовая дисциплина»[4].

В последний год в Усть-Каменогорске Александр Волков сдружился с Никандром (Никой) Петровским, ставшим ему другом на долгие годы. Заинтересовавшись астрономией, они устроили импровизированную «обсерваторию» в перевернутой набок кадушке, где с помощью лампочки увлеченно изучалась карта звездного неба. «Какую-то звезду было плохо видно, и Ника инстинктивно выхватил лампочку и поднял ее вверх, чтобы осветить звезду! С тех пор прошло шестьдесят лет, мы с Петровским кончаем свой жизненный путь, а посланный им луч мчится в неизмеримых безднах Вселенной…»[5].

Подновив свои знания, через год, в 1907 г. Александр Волков отправился за две тысячи верст в г. Томск поступать в учительский институт.

Таким образом, при изучении становления творческого потенциала будущего детского писателя А.М. Волкова на данном материале четко прослеживается процесс развития природных дарований мальчика посредством усиленных занятий, «неистребимой тягой к книге» и чтению, горячо поддерживаемым родителями и учителями. Страсть к чтению не только будоражила и развивала фантазию и память, но и способствовала успешному освоению школьных предметов и его самоутверждению.

1 Архив А.М. Волкова. Невозвратное. Т. 1. Л. 154.

2 Там же. Л. 209.

3 Волков А.М. Повесть о жизни… С. 68.

4 Архив А.М. Волкова. Невозвратное. Т. 1. Л. 180.

5 Там же. Л. 187. Петровский Никандр Александрович, друг детства А.М. Волкова, автор словаря русских личных имен.